Стоим на пороге эпохи полива

Разговор с Вадимом Дудкой получился продуктивным еще до того, как начался. Дело в том, что мне перепала семикилограммовая сеточка ялтинского лука, которую Дудка достал из багажника. Разглядывая крупные, сочные, отборные луковицы, я понял, что Вадим не только способен поразить собеседника глубиной эрудиции и профессиональных познаний, но и умеет применять знания на практике, что, согласитесь, в нашей реальности – случай нечастый.

Об «Агроанализе» я слышал давно, будто бы эта научно-практическая компания отличается от всех игроков рынка тем, что реально принимает участие в выращивании урожая клиентов, вместе с ними принимает на себя ответственность за урожай и в конце цикла делит с клиентом убытки или прибыль. Это тоже редкость: обычно консультанты никакой ответст­венности не несут, и хозяину приходится расхлебывать то, что ему наконсультировали.

Но я не мог предположить, что Дудка – просто зеркало концепции моего журнала. Главным нашим секретом является то, что мы пытаемся расширить горизонты читателя при любом удобном случае, пытаемся отыскать нечто такое, что переворачивает привычные представления об агробизнесе. Дудка весь состоит из нетривиальных взглядов на растениеводство. Он рассказал столько необычного и нового, что хватило бы на десяток журналов.

Впрочем, судите сами, читатель. Будьте внимательны и не пропустите золотой жилы, которая не раз мелькнет в ткани нашей беседы.

– Так вы и луком занимаетесь? Сельхозпроизводством?

– Нет, мы занимаемся исключительно агрономическим сопровождением сельхозпроектов. Мы ничего не продаем и ничего не выращиваем.

– На каких площадях вы со­про­вождаете ялтинский лук?

– Это 15 гектаров, но, при урожайности 84 тонны, это 35-40% производства всего ялтинского лука Украины. Это все-таки эксклюзивный товар.

– Но ведь вы же его не в Ялте выращиваете.

– В Каховке. Ялтинский местный – это всего лишь название сорта. Кстати, это редкий сорт, который выведен не селекционерами, а просто крымскотатарскими овощеводами. Его легко отличить от поддельного – у ялтинского лука лишь 5-6 или 7 сочных чешуек внутри. У поддельного – 11-13. А горечь как раз в покрытии чешуек содержится, поэтому ялтинский лук слаще. Регулярно к нам приезжают перекупщики из Крыма и затем продают наш лук на дорогах полуострова. Для них мы специально оставляем хвостик, сантиметров 18, чтобы они могли плести косички. Подделки – это применение другого сорта.

– А почему нельзя насеять настоящего лука в больших количествах?

– Ялтинский лук – это лук ультракороткого дня. Лук – культура с очень острым фотопериодизмом. У нас 22 июня – самый длинный световой день в году. После 22 июня день сокращается, и, как только сократится до определенного количества часов, у лука произойдет надламывание шейки и он начнет немедленно созревать. Независимо от того, большую луковицу он нарастил или маленькую. Это сочный лук, и луковица большого размера будет стоить вдвое дороже, чем маленькая. Поэтому, чтобы выращивать такие красавицы-луковицы, нам нужно обмануть природу. Нам нужно до того момента, когда шейка сломится, вырастить большую луковицу. Поэтому сорт выращивается только через рассаду, везде. А вырастить рассаду – непросто. На 1 гектар высаживается 400-500 тысяч растений. 15 гектаров – это 6 миллионов рассады…

Ответственность за урожай.

Отвечаем деньгами

– Так этот лук – это один из проектов, которые вы сопровождаете?

– Верно, хозяйство работает с нами семь лет, и я уже имею право говорить – «наш ялтинский лук», «мы выращиваем». Ведь выращивает тот, кто принимает решение. Рабочий на прополке считает, что он выращивает. Бригадир тоже считает, что все выращивает он, как и директор, владелец хозяйства. Как говорят, у победы много отцов, и только одно поражение – всегда сирота. Суть наших отношений с хозяйством, которое занимается ялтинским луком, заключается в том, что все агрономические решения полностью переданы нам.

– А ответственность?

– Ответственность предусмотрена. У нас есть разные фор­мы отношений с хозяйствами. Чем больше у нас полномочий, тем больше у нас и ответственности. Естественно, и стоимость наших услуг – разная.

– Меня в нашем агрокомплексе… да не только в агрокомплексе, в агробизнесе вообще – понятие ответственности исполнителя смущает. Ну вот агроном угробил тысячу гектаров. В наших условиях убытки сразу исчисляются миллионами. Как он ответит за ошибку? Он никогда этого не компенсирует… Как вы в этом смысле отвечаете?

– Ответственность, как у всех, должна быть пропорциональна полномочиям. Все строится на здравом смысле. Ведь несправедливо будет, если кто-то убытки все относит на счет исполнителя, а прибыль всю забирает себе. Например, хозяйство планирует какой-то проект. В случае удачи основную прибыль получает хозяйство. Мы за свои услуги получаем часть прибыли. Если происходит неудача, то и ответственность распределяется так же. Мы работаем с хозяйством целый год, несем какие-то затраты, приезжаем на поле и делаем анализы, исследования. Это и затраты, которые не видны, когда всю зиму мы готовим своих сотрудников для проекта. Если мы не получаем результат, о котором договаривались с хозяйством, мы полностью все теряем. Стоимость наших услуг тогда равна нулю. Скажем, хозяйство планировало 70 тонн урожайности, а получило 50. Для хозяйства это еще каких-то 5% прибыльности, а для нас – уже чистый убыток. Велика это ответственность или маленькая? Если агроном полгода отработал и привел хозяйство к убыткам, он зарплату за полгода не вернет. Мы – вернем. Мы не авантюристы. Мы идем на такие договора тогда, когда уверены, что культура нами достаточно изучена, и условия, в которых она выращивается, достаточны для получения зафиксированного в договоре урожая. Мы не заключаем договора на выращивание сои или лука на суходоле.

– Так вы не только не авантюристы, вы еще и не хотите работать с авантюристами?

– Если клиент имеет авантюрный склад характера и настаивает – «я хочу попробовать», в договорах мы снимаем с себя ответственность. Мы даем рекомендации, клиент имеет право не прислушиваться к ним и получит тот урожай, какой получится. В этом случае оплата наших услуг, конечно, намного меньше. Меньше ответственности, меньше работы.

Контролировать факторы, обеспечивающие результат

– Значит, в отдельных случаях вы получаете возможность непосредственно влиять на процесс…

– В нашем сельхозпроизводстве существуют факторы, которые влияют на получение урожая. Температура, свет, вода и прочее. Все сельхозпроекты делятся на более управляемые и менее управляемые. Чем больше факторов у нас в руках, тем больше урожай зависит от того, что у нас в головах. Чем меньше факторов в руках, чем меньше значение агрономических решений, тем больше зависимости от того, как сложится с погодой. Две крайности – это, например, тепличное хозяйство, где вы можете контролировать все, вплоть до содержания углекислого газа в воздухе. Вторая крайность – например, пастбищное земледелие в условиях Казахстана, где нет ни подкормок, ни защиты, вы только собираете то, что Бог послал. Между этими крайностями находятся все наши технологии. Мы работаем в открытом грунте. Но все наши культуры имеют свои технологии выращивания и свои факторы, воздействующие на урожайность. В зависимости от этого мы получаем разное количество факторов, которые можем контролировать. Суходол – меньшее количество факторов, мы не управляем поливом, а для большинства зон Украины влажность – главный ограничивающий фактор. От нас слишком мало зависит. Повлиять мы, конечно, можем, но не в достаточной степени. А вот проекты интенсивного типа, когда у нас в руках и питание, и защита, когда я имею право принимать решение об оптимальных сроках посева, – вот такие проекты мы берем. Особенно, если мы понимаем культуру. Это не только опыт, не только практика… Это нечто большее. Часто бывает, что человек 20 лет выращивает картошку на огороде и не является специалистом, о картофеле ничего не знает. Это не агроном, это крестьянин. Крестьянин – не в плохом смысле, это просто человек, который радуется хорошему урожаю и горюет, когда урожай плохой. Агроном – это человек, который пытается разобраться в причинах, даже получив большой урожай. Почему это произошло?

– Конечно, выявить закономерности…

– …и затем их использовать! Возьмем заморозки. Мы всегда, теряя в заморозках культуры, пытались разобраться, почему это произошло. Какие у нас есть инструменты управления? Для каких-то культур это – правильные сроки посева, для других культур – правильный подбор сортов и гибридов. Для той же моркови, когда у отдельных сортов заморозки вызывают массовое стрелкование, а некоторые сорта устойчивы к стрелкованию. Если всходы попадут под заморозки, морковь не погибнет, она холодостойкая, но многие сорта, «Аленушки», «Витаминные», будут иметь колоссальную склонность к стрелкованию. Это яровизация, когда растение думает, что пришла зима, и нужно срочно завязывать семена. Нас в институте учили, что ни в коем случае нельзя сеять свеклу с морковью в марте, потому что морковь переживет заморозки, а свекла пойдет стрелкой. А сегодня все поменялось. Все сорта свеклы сейчас устойчивы к стрелкованию, мы сеем ее одновременно с морковью. Есть и специальные инструменты борьбы с заморозками, например в садах. Сегодня мы абсолютно компетентны во всех трех способах защиты сада от заморозков. Первый способ – это дымление, способ старый, но требующий понимания. Как рассчитать потребность? Как расположить дымовые шашки или другой материал? При какой температуре начать дымить? Многие считают, что дым согревает, и начинают дымить при нулевой температуре. Но дым всего лишь консервирует температуру, накрывает сад одеялом, по­этому дымить нужно при плюс двух. Второй способ – это системы перемешивания воздуха мощными вентиляторами. Третий способ – ледяной панцирь, дождевальными установками. Начинать тоже нужно при плюсовой температуре и не прекращать раньше времени. Каждая капля воды, попадающая на растение, выделяет энергию. Замерзание – процесс экзотермический, выделяется тепло, и вот эта калория, попавшая на цветок, под ледяным панцирем не позволяет температуре опуститься ниже нуля. Если взо­шло солнце, температура повысилась до плюс двух, наросший лед способен убить цветок, поэтому нужно продолжать поливать, пока лед не стает под действием самой воды. Из этих тонких нюансов складывается технология борьбы с заморозками. Это пройдено нами и на уровне практики, и на уровне исследований, полевых экспериментов.

Мы компетентны, когда понимаем культуру

– Но все-таки, ваша специализация – это овощи-фрукты?

– Наша специализация, повторю, – агрономическое сопровождение сельхозпроектов. А вот внутри этой специализации есть разные уровни компетенции. Конечно, наиболее компетентны мы в овощеводстве, – я занимаюсь овощами много лет, с 1993 года. В последние годы выращиваю культуры на 20-30 массивах в разных географических зонах, и благодаря этому наш опыт и компетенция растут в геометрической прогрессии. У нас есть проекты – интенсивные сады на капельном орошении, и в Украине, и в России, и в Казахстане. До недавнего времени мы мало работали с полеводами, поскольку полеводство было менее интенсивной отраслью. Там было слишком много неуправляемых факторов. Полеводство – неорошаемое, и значит, многое зависело от того, как сложится влажность. Поэтому работа с полеводами у нас сводилась к решению конкретных проблем, конкретных загадок, которые невозможно было разгадать силами хозяйства. Это анализ почвы, мелиоративные мероприятия. Или нас приглашали, когда поле заболевало. Сейчас ситуация меняется, не буду говорить, к лучшему ли, но полеводство становится более интенсивным. На юге у нас поливное полеводство существует уже много лет, исключительно на поливе выращивается соя…

Эпоха полива

– Но это «фрегаты» в основном?

– До сих пор были «фрегаты», эпизодически появлялись «бауэры», но и это меняется: стоимость воды растет. Уже сейчас в разных хозяйствах, в зависимости от места перекачки, стоимость воды колебалась от гривни двадцать до двух гривен за куб. При такой цене воды дождевание становится дорогим. Возьмем ту же сою. У нее годовая потребность полива около 5500 кубометров. Даже если брать по 1,20, стоимость воды выходит в 6000 гривен с лишним на гектар. Применяя капельное орошение, можно сэкономить 30% воды, а это уже очень хорошие деньги. Если же говорить о кукурузе, то здесь вообще переход на капельное орошение будет стремительным, потому что по кукурузе у нас нет возможности дополивать до конца.

– Но ведь капельное орошение – это капитальные сооружения…

– Как и строительство дождевальных систем.

– Системы полива не мешают обработке?

– Трубы бывают магистральные и те, по которым распределяется вода. Магистральные трубы прокладывают на метровой глубине, и никакой обработке они не мешают. Что касается капельных трубочек, то тут есть два подхода: укладка трубки поверхностно, на глубине сантиметр-два, и второй вариант – укладка трубок на глубину 30-35 см. При первом варианте каждый год трубки нужно заново укладывать. Но и при втором варианте вы можете культивировать, обрабатывать, не ниже того горизонта, где проложена система. Сегодня в Украине стартует много проектов капельного орошения, и проекты эти – масштабные. По моей информации в следующем году планируется выращивать кукурузу, сахарную свеклу, в меньшей степени – сою и подсолнечник, но общая площадь орошаемых полей может составить 6–7 тысяч гектаров. Это серьезный шаг. Ведь у нас в Украине, как только нащупают нить, способную поднять урожайность, все начинают ее внедрять, идет вспышкообразное расширение применения технологии.

– Но ведь это огромные затраты…

– Любой наш договор агросопровождения просчитывает все нюансы, и ни один клиент не подпишет затраты, если он не уверен в своей выгоде. Поэтому мы хорошо знаем стоимость поливных машин, систем капельного орошения. Цифры всегда индивидуальны, но примерные – могу назвать. Скажем, у вас нет поливной машины, и вы хотите ее купить, качественную и хорошую. Что такое качественная и хорошая? Это машина, у которой производительность в кубах на гектар позволит обеспечить водопотребление культуры. Ведь когда покупатель берет машину и спрашивает у продавца: «Хватит ли мне ее, чтобы полить 40 гектаров?» Продавец ответит: «Хватит». «А сорок пять?» – «Да хватит!»

Но так нельзя покупать. Нужно сначала узнать, каково пиковое водопотребление культуры, которую собираетесь выращивать. Если вы не обеспечиваете потребность культуры в воде в течение хотя бы одного самого жаркого месяца, то уже не имеет значения, сколько вы поливали до того и после того. Этот месяц станет решающим и срежет вашу урожайность на уровень, который вас не будет удовлетворять. Если сопоставлять стоимость хороших поливных машин с капельными системами, то машина вам обойдется примерно в тысячу долларов на один гектар. Капельная многолетняя система может обойтись от полутора до двух тысяч на гектар, в зависимости от культуры. Это зависит от типа труб, на сколько лет они рассчитаны…

– Давайте посчитаем?

– Давайте посчитаем. По кукурузе у нас уже цифры есть. Поливная машина «Бауэр» обойдется в тысячу долларов на гектар. Почему «Бауэр»? Чтобы поливать кукурузу до конца, нужно иметь очень высокое расположение несущих труб. Капельная система на многолетних трубах обойдется на шестьсот долларов дороже. В этом году на производственных полях, не на экспериментальных, в Крыму, урожайность кукурузы на капельном орошении составила 18 тонн в сухом зерне на гектаре.

– На каких площадях???

– От сорока гектаров, на промышленных площадях… В этом году урожайность на поливе по кукурузе колебалась от 15 до 18 тонн в сухом зерне на гектар.

– Да… Когда-то герой нашей обложки заявил: «Мы замахнулись на 200 центнеров кукурузы», – так над ним вся Украина смеялась. Сегодня уже не смеются. Но, что ваши 40 гектаров по сравнению с тысячами, десятками тысяч, которые обрабатывают холдинги?

– А никто не мешает делать это на тысячах и на десятках тысяч гектаров. Просто все выжидали; идея выращивания полевых культур на орошении настолько необычна, что зарубежной информации недостаточно для принятия таких решений. Все хотели увидеть это своими глазами. И вот такие проекты появились, люди выращивают 15 тонн, и это вовсе не предел. Предел пока не достигнут, поскольку переход на новую технологию выращивания – это не просто смена способа полива. Мы меняем один элемент технологии, и меняются все элементы. Меняем способ полива, и меняется способ внесения удобрений. Уже не нужно вносить так, как вносили на суходоле или дождевании, потому что капельное орошение дает нам возможность выдавать удобрения так же постепенно, как и воду. И это значительный выигрыш. Когда мы даем основное питание весной, то неминуемо повышаем концентрацию почвенного раствора, и это плохо для растения. Еще и часть удобрений теряем на вымывании. Капельное орошение позволяет давать удобрения постепенно и экономить их. Там, где зона промочки, там и корневая система, поэтому мы даем удобрения в зону самых активных корней. Как бы мы ни стремились равномерно распределить удобрения, перемешивая почву вспашкой или фрезеруя, в лучшем случае, распределим их по всему почвенному горизонту, а корни будут не во всем почвенном горизонте. На периодическом поливе, на дождевании, все равно верхние несколько сантиметров пересыхают, и в них корней не будет.

– Зато там могут быть семена сорняков, которые тоже очень любят удобрения…

– Именно. Итак, вернемся к нашей экономике. Десять тонн, пускай шестнадцать… Шесть тонн зерна дополнительно на гектаре. Возьмем для круглого счета шесть тонн кукурузы по триста долларов. Это 1800 долларов прибавки стоимости урожая, полученного за один год. Вот и вопрос окупаемости системы. Разница капельного орошения и поливной машины окупается прибавкой одного года! Да, у нас могут быть дополнительные затраты, которых нет на дождевании. Если мы используем трубку с поверхностной укладкой, нам придется ее собрать с поля. Уложить трубу в почву – несложно, это делается сеялками одновременно с посевом. А вот собрать ее на зимнее хранение – это затраты, правда, не очень значительные. Но у нас есть еще один весомый аргумент: на капельном орошении у нас есть существенная экономия воды не только на тонну продукции, а и на гектар. В условиях юга, как я говорил, это 30% экономии воды за сезон. В расчете на тонну это получается экономия в разы. Итак, два фактора в пользу капельного орошения, прибавка урожайности и экономия воды. Кстати, особенно – на больших площадях. Я хорошо понимаю холдинги, которые хотят еще год посмотреть, все проверить, поскольку сложно развернуть такую систему на пяти тысячах гектаров, а потом от нее отказываться… Конечно, будет поступательность. Но в этом году рост рынка будет вспышкообразный.

Узкие специалисты на широких полях

– Интересно, почему агрономическое сопровождение востребовано на рынке? Ведь у всех есть агрономы и даже целые отделы…

– У агронома, кроме технологических задач, еще есть масса задач организационных. И крайне необходим человек или структура, которая будет заниматься только одним – культурой. И неважно, вышли в поле трактористы или нет, кончилась ли солярка, главное – это как развивается культура, чего ей не хватает. Поэтому с нами работать выгодно. К тому же сегодня невозможно быть настоящим профессионалом, если ты – специалист широкого профиля. Компания «Агро­анализ» – это не я, я столько не знаю, сколько знает компания. Внутри есть узкие специалисты – фитопатологи, бактериологи, специалисты по управлению поливом, и каждый из них знает больше, чем я.

– У вас большой штат?

– В главном каховском офисе работает 19 сотрудников, плюс специалисты в каждой лаборатории. У нас сегодня два отделения в Украине, два в России и два в Казахстане. Итого у нас шесть лабораторий. Мы изначально создавали лаборатории, которые нужны сельхозпроизводителю, а ему нужны комплексные лаборатории. Агроному мало знать, какова концентрация солей, какие есть или нужны элементы питания. Его интересует и фитопатологическая обстановка на поле, и гранулометрический состав почвы, и многие другие вещи. Комплексных лабораторий, где бы были собраны отделения агрохимии, фитопатологии, бактериологии, гельментологии, отдел управления поливом, почему-то никто, кроме нас, в Украине не создавал. Кроме того, агроному нужна лаборатория прикладная, которая не только скажет, сколько у вас фосфора и калия, а сможет рассчитать и разработать четкую инструкцию, как правильно подкармливать растения на этом поле с учетом планового урожая и той обстановки, которая сложилась на поле, для всех культур и всех видов технологий. Одно питание – для томатов на суходоле, другое – на дождевании и третье – на капельном орошении. Когда мы задумывали консалтинговую компанию, создание лабораторий стало вынужденным шагом. Если бы такие лаборатории существовали, нам было бы проще сотрудничать с ними. Но таких не было.

Сокровища в архивах – нужно только сдуть пыль с диссертаций

– Я вот седьмой год делаю этот журнал, и делать его очень легко: есть огромное количество технологий, вариантов, исследований, в которые западные компании уже вложили миллионы долларов, а у нас никто о них не слыхал. Все дельное, что мы там отбираем и о чем рассказываем, с благодарностью встречает читатель. А вот где вы берете технологии, которые рекомендуете, учитывая их неимоверную пестроту?

– Проблемы в Украине есть, с наукой в частности. Нередко не только вузы, откуда к нам приходят студенты, но и научно-исследовательские институты не успевают за теми технологиями, которые реально приходят на поля. Но скажу и неожиданную вещь: многое нашей наукой уже было открыто. Многие наработки, придуманные, проверенные десятилетия назад, успешно работают на полях. У нас просто образовался большой отрыв науки от производства, в чем отчасти виновата и наука. Далеко не всегда она разрабатывала то, что понятно и приемлемо для наших производителей. Лет тридцать назад была разработана методика программирования урожая винограда на основе мониторинга развития зачатков соцветий. Очень важная вещь в производстве. Но почему это не пошло на виноградники? Потому что наука жила отдельно, а производство – отдельно. Это касается и полевых культур. Вот у нас сейчас активно распространяются No-till-технологии, но разве их изобрели только 10-15 лет назад? Эксперименты в этом плане были еще в середине прошлого века, в том числе и в СССР. Один из важнейших инструментов, который мы успешно используем на полевых землях, – это фитомониторинг растений при помощи датчиков роста, развития плода и так далее. Разработки велись в 50-60-е годы в Советском Союзе. Сегодня компании, которые ведут разработки по фитомониторингу, на 30-40% используют персонал из выходцев с территории СНГ, из наших институтов. Первый справочник – «Основы фитомониторинга» – был написан на русском языке. А сегодня мы эти технологии и подходы заимствуем у Израиля и прочих стран. Первым источником наших знаний, идей, технологических решений стала серьезная работа с теми залежами информации, которые были разработаны советской наукой, только востребованы никем не были. В 1990-е годы у нас возникли серьезнейшие проблемы с бактериозом на овощах, люди теряли девять десятых урожая. Мы были первыми, кто нашел способ с этим бороться. В Крымском институте мы подняли диссертации, написанные в 1966 году, первые эксперименты по применению препаратов против бактериозов. И до сих пор мы эту проблему так решаем. Другой пример: в 1983 году я поступил в институт. Когда поехал на практику, увидел потрясающую вещь – луговой сад! Яблони выращивают таким же способом, как и пшеницу. На гектар высаживают 70 000 растений, от земли вырастает однолетняя ветка, на следующий год на ней, как шашлык, образуются яблоки. Убираются комбайном, как и пшеница.

– Это не специальный карликовый сорт?

– Это не сорт. Была проведена работа по подбору сортов, «Вагнера Призовое», «Голден-Делишес», которые показали способность давать в луговом саду 140 тонн с гектара. При том, что капельного орошения еще не было в Украине! В 1983 году я уже видел около 15 гектаров лугового сада. Я не мог за эти прошедшие годы найти такого ни в Украине, ни в Европе. Никто из садоводов об этом ничего не слышал. Все говорили о колоновидных садах, но это – другое. Луговой сад – это пик интенсивности. И только в этом году в Украине впервые появился, по-моему, в Винницкой области, луговой сад. Тридцать лет технология лежала, пылилась в архивах, никому не нужная даром! Наша, отечественная!

– Это только яблоневые сады?

– Эксперименты велись по яблокам и по персикам. Но луговой сад имеет смысл только при выращивании на переработку. При ручном сборе нет смысла такие затраты класть на переработку, при ручном сборе мы на соки будем отправлять только некачественный товар. А луговые сады позволяют выращивать практически без ручного труда: комбайновая уборка, комбайновая обрезка, урожайность – 100-140 тонн с гектара, но урожай – раз в два года, ведь, когда мы скашиваем сад, нужно дать ему возможность отрастить ветку. Поэтому хозяйство делает два поля, для четного и нечетного года.

Еще два источника компетенции – заграница и опыт

– Это можно сделать и на пяти сотках? – загоревшись идеей, спросил я.

– Это можно сделать на любой площади, но сегодня в Украине уже можно просто поехать и посмотреть реальный проект. Тридцать лет назад можно было поехать в Крымский институт и посмотреть это на 15-гектарном поле, но никто не поехал и не посмотрел, и технология тридцать лет ждала. Сейчас это будет востребовано и пойдет. Поэтому нельзя недооценивать те запасы знаний, которые были наработаны нашей наукой. Следует перелопатить архивы, там очень много нужной и актуальной сегодня технологической информации. Второй наш источник – это общение с зарубежной наукой. Мы очень открыты к общению со всеми. Встречаясь на полях нашего клиента со специалистами, мы знакомимся и с поставщиками капельных систем, и химии, и удобрений. Мы ищем людей, которые понимают… ну, например, взаимосвязи между типом действующего вещества препарата и патогеном, против которого он применяется… и так далее. Например, оборудование по фитомониторингу – это оборудование компании «Фитек», и она занимается только этим, ничем больше. Но нас познакомили с этой компанией фирмы, которые торгуют капельным орошением, им просто было выгодно, чтобы мы могли правильно поливать. Третий источник, конечно, – наша практика. Наши эксперименты, наша работа на полях… Сейчас мы уже можем позволить себе такую роскошь, как экспериментальное поле: мы выделили площадь, на которой высаживаем различные культуры, не для того, чтобы получать урожай, а для того, чтобы получать ответы на возникающие вопросы. Самые разные режимы питания, режимы полива. Иногда результаты разрушают сложившиеся стереотипы. Пример этого года: на ряде культур в жару растениям не хватает кальция, и разные растения по-разному на эту нехватку реагируют. Это некрозы у капусты, салата, свеклы, это вершинная гниль на помидорах, перце, это все следствие дефицита кальция в растениях. Много лет люди были уверены, что эту проблему нужно решать проведением кальциевой подкормки. Раз у вас вершинная гниль, летом жара, значит, нужно кальция побольше давать. В прошлом году мы заложили эксперимент.

Ведь как зачастую люди ставят опыты? Агроном левую половину поля чем-то побрызгал, правую – нет, и думает, что совершил открытие, потому что на левой – лучше выросло. Так эксперименты не ставят. Есть такое понятие, как влияние неконтролируемого фактора. Левая половина поля могла быть чуть-чуть ниже либо немного более плодородной или сказалось наличие лесополосы, да что только не могло сказаться… Для того, чтобы эксперимент был достоверным, нужно провести его по правилам методики опытного дела, нужны повторности, нужна рэндомизация расположения вариантов повторения, нужна статистическая обработка результатов, нужно посчитать наименьшую существенную разность. К нашему общему – и мировому – стыду, не каждый ученый утруждает себя проведением достоверного эксперимента. Это болезнь последних лет. Когда к нам приезжают разработчики нового препарата или нового удобрения, так называемого стимулятора, мы спрашиваем: вы проводили исследования? Да, конечно, у нас получена прибавка урожая! Покажите ваши эксперименты… Перед нами кладут фотографии: вот эта кукуруза выращена со стимулятором, а эта – без стимулятора. Но фотографии – это не документ. Тогда – вот вам табличка! Вот здесь – с препаратом, а здесь – без препарата. А наименьшая существенная разность какая? Тут – полное непонимание, людям неизвестно, что это такое. Пусть даже вы хаотично по полю пять раз применили препарат, и у вас получилась прибавка урожая по сравнению с контролем. Но если провести эксперимент с применением специальных формул, станет понятно, случайно у вас получилась прибавка или закономерно. Методика опытного дела появилась сто лет назад. Финансировали эту науку немецкие пивовары. Работая над рецептом оптимального вкуса пива, они столкнулись с тем, что каждый раз, после того, как находили какую-то добавку и получали хорошего вкуса пиво, они не могли это повторить. В эксперименте получается, а в производстве – нет. И они начали изыскания в области, как добиться, чтобы результат, полученный в эксперименте, повторялся в производстве. Методика основана на теории вероятности по большому счету, это высчитывание средних квадратичных отклонений, количества степеней свободы и другая математика. Но после обработки цифр получаются интересные данные: ваша прибавка урожая находится в пределах погрешности. Наименьшая существенная разность (НСР) составляет 20 центнеров на гектаре, а ваша прибавка урожая – 15. Несмотря на то что у вас во всех вариантах есть прибавка, она – в пределах погрешности. Возьмем вариант, когда у вас прибавка выше, чем НСР. У вас прибавка 25. И на 95 процентах полей из ста вы эту прибавку увидите. Но есть и вариант, когда никаких выводов об эксперименте делать нельзя: вмешался какой-то фактор, который исказил эксперимент. Математика позволяет и этот вариант просчитать. Сфальсифицировать эксперимент очень трудно, потому что статистическая обработка выявляет все инсинуации. Сейчас мы совместно экспериментируем и с химиками, и с семеноводами. Это не демо-поля. Мы ищем пути, как точнее и правильнее применять препараты. В контроле мы не применяли кальций вообще и взяли несколько вариантов эксперимента с разными дозами кальция. У нас было резкое уменьшение плодов, пораженных вершинной гнилью, с подкормкой кальцием. Сокращения поражения мы добились, но сколько бы мы потом ни наращивали количество подкормок и дозы кальция, положение не улучшалось. В контроле было поражено 7%, с подкормками – 4% и ниже – не удавалось ничем добиться. Это заставило нас задуматься. Поэтому мы в этом году провели еще один эксперимент – дали одинаковый фон по кальцию, запланировали там проведение всего двух подкормок. Но внедрили разный режим полива. На одном участке полностью обеспечили растения влагой, а на другом недоливали. Разница получилась огромной. Обеспечение растения влагой в большей степени влияло на поражение вершинной гнилью и некрозами, чем кальциевые подкормки. Иными словами, проблема – не в дефиците кальция, проблема – в способности растения его усваивать. Когда растению не хватает воды, ни корневые, ни внекорневые подкормки ничего не решают. Это подтверждается и законами земледелия, например законом взаимного влияния факторов.

Резюме после конца света

– Слушая вас, я бы предположил, что мы стоим на пороге больших перемен в растениеводстве.

– Да, это будет эпоха полива, но и овощеводы будут вынуждены пересматривать свои подходы. Удорожание воды необратимо. Потребность человечества в пище растет, условия выращивания легче не становятся. Можем говорить о глобальном потеплении, можем не говорить о нем. Так или иначе, у нас все больше зон, где влага становится критическим фактором. Но тут же встает вопрос рационального использования воды. Растет спрос – растет и цена. Нам придется учиться считать каждый кубометр, и это будет связано не только с внедрением новых систем полива, капельного орошения, но и на дождевалках придется работать иначе. Это тоже достаточно высокоточное оборудование. Человек у нас в Казахстане выращивает картофель на поливе и уже четко понимает, что не будет знать, недолил он или перелил, если не измерил. Измерять – значит, знать.

– У вас есть в Украине конкуренты?

– Конкуренты есть и в Украине, и в других странах, но они конкурируют по отдельным направлениям, где мы работаем. У нас есть немало агрохимических лабораторий. Недавно мы участвовали в тендере для «Харвеста», это была острая конкуренция. Мы вынуждены были считать, какую конкретную пользу для урожая, для финансов холдинга даст работа с нашей компанией. Я знаю только один способ борьбы с конкурентами: это не ценовая война, это не поздравления клиентов с Новым годом. Нужно просто развиваться быстрее, чем конкуренты. Есть, конечно, конкуренты, которые предлагают агрономическое сопровождение, правда, никто из них не имеет полноценных комплексных лабораторий.

– Возвращаюсь к поливу… Фантастическая тема. Но – вы верите государству?

– Я верю только в Бога. Нет, государству не верю и всем клиентам говорю: не верьте в эти поддержки и компенсации. Случается, иногда что-то перепадет. Но это не система и не плацдарм для построения бизнеса. Придумали компенсацию на закладку садов, и ее иногда дают. Пользуйтесь! Были компенсации за электроэнергию, потраченную на полив. Берите! Это как случайный бонус. Но планировать свое производство лучше, рассчитывая на свои силы. Я – противник государственной поддержки сельского хозяйства в Украине. Я считаю, сельское хозяйство у нас должно кормить страну, а не проедать бюджетные деньги. Оно способно это делать. Просто не нужно при помощи налогов выкачивать из него слишком много.

– Мы разговариваем с вами в 12-м выпуске журнала. Он выйдет в свет уже после объявленного конца света. С чем мы идем через конец света в будущий год? С чем вы идете, с какими планами?

– У нас за плечами остался очень тяжелый год. В этом году я впервые увидел жару в 31 градус на полях в апреле, такого не было никогда. Это большой удар по технологии. Я ехал в Киев и не увидел ни одного нормального кукурузного поля. Мы пережили этот год, во многих случаях нашли решения для экстремальных проблем. Каждый год, который прожит, дает настоящую радость. Как у др�