Март. Напряженное ожидание весны, жажда перемен и развития. На обложке хочется увидеть женское лицо. Фермерское. Но романтическое.

Вечно хочется того, чего не бывает на свете, и вечно в таких случаях приходится это создавать самому.

Людмила Клебанова приехала в Киеве из Одессы весьма кстати, как раз тогда, когда вышеперечисленные желания оформились в конкретные намерения и планы.

Мы сели в ресторане с дурной репутацией (здесь депутаты и политики набивают стрелки и стряпают свои темные дела), но с хорошей кухней и немедленно выказали к этой самой кухне откровенное презрение: Клебанова заказала чай и гренки, которые выглядели как обед монашки, непрезентабельные серые сухари на дорогом фарфоре.

Пост.

Начало беседы было также подпорчено и тем, что Людмила приехала в Киев напрасно. На совещании в высоких кругах было объявлено об отсутствии денег в стране и, логично, полной невозможности поддержки фермеров в этом году. А неприятно это Клебановой потому, что она – фермер, у нее 230 гектаров в хозяйстве «Тропинка 2005» под Одессой, и к тому же Людмила – председатель правления Совета женщин-фермеров Украины.

 

Малые и средние – без поддержки

 

– Так что вас все-таки расстроило? – спросил я по горячим следам, поскольку Клебанова лишь полчаса назад покинула коридоры власти.

– В государственных программах поддержки вообще не предусмотрена помощь малым и средним аграриям, вот что меня расстроило, – горестно вздохнула Людмила. – Когда прекратил существование Советский Союз, было сказано: «зачем нам эти гиганты, колхозы-миллионники? Давайте создавать маленькие предприятия, как в Европе». Люди пошли, создали фермерские хозяйства, и многие – не для бизнеса, а чтобы выжить, детей обучить, более-менее достойно жить. Все были растеряны, не знали, что делать. И первая группк людей приняла на себя эту ответственность, а за ней пошли тысячи. А сегодня что? Нас теснят и уничтожают со всех сторон. Господдержка ориентирована на тех, кому он, в общем-то, и не нужна: на крупные предприятия, холдинги. Я смотрю, давление идет сплошное, и нас все меньше, меньше, меньше. Аграрии Украины в прошлом году произвели продукции на 220 миллиардов гривен. Скажите, можно 10 процентов дать на поддержку предприятий АПК всех организационных форм? Это всего  22 миллиарда гривен.

Постойте, ведь если они произвели продукции на 220 миллиардов, то они же эти деньги и получили…

– Смотрите: мы наращиваем объемы по экспорту зерна, чуть ли не 35 миллионов тонн в год. Ответьте: почему от этого никому не становится лучше жить? Ведь жизнь в селе – это ужас! Дорог нет. Мы немало платим сборов, они заложены в ГСМ, хотя наша техника по дорогам не ездит. Да и мы не слишком много ездим. Я живу в 25 километрах от своих земель, вот этим отрезком дороги и пользуюсь. А нормальных дорог в селах нет.

Если бы только дорог.

– Вы возглавляете Совет женщин-фермеров Украины. А много ли у нас женщин-фермеров?

– У нас по статистике 43 тысячи фермерских хозяйств. Если считать женщин, которые входят в фермерские хозяйства, то это большая группа. Но мы, конечно, исходим из того, что наши члены – это женщины, создавшие собственные фермерские хозяйства, и таких у нас 12,5 тысяч.      

12500 женщин-хозяев? Невероятно!

– А если учесть, сколько вообще женщин работает на земле, в домашних хозяйствах… Мы-то исходим только из юридического толкования, а фермер, в принципе, – это любой человек, который работает на земле. Мне по душе слово – земледелец.

– А ваше собственное хозяйство что собой представляет, каковы его истоки?

– Я возглавляла общественную организацию, и однажды ко мне обратились бывшие колхозники, члены колхоза им.50-летия Октября Коминтерновского района, с просьбой помочь отстоять их права на землю. Нашли они меня по брошюре, каоторую мы издали. Вы знаете, что после СССР у нас образовалось две группы: первые – председатели колхозов, руководители разных рангов, которые пытались сосредоточить у себя в руках как можно больше земли и активов, и вторые, кто действительно решил стать хозяином на своей земле. Мы пошли официальным путем, через суды, и суды мы выигрывали. Но когда на последнем этапе я приехала в Верховный Суд, то на меня прямо на ступеньках надели наручники. Семь дней я провела в застенках. Причем меня взяли 26 октября, а документы по моему задержанию стали оформлять только 27-го.

– На каком основании?

– Когда мы отстояли людям землю, доказали, что их акты законны, встал вопрос: найти арендатора, поскольку далеко не все могли обрабатывать эту землю. Узнав, что у меня есть предприятие, люди обратились ко мне: возьмите землю. Я заключила договора аренды. Специально создала фермерское предприятие «Тропинка-2005».

– Почему тропинка?

– Да не знаю. Просто у меня образ тропинки между полей – путеводный, он из детства. Земли у меня немного, 230 гектаров.

 

Экономика выживания

 

– Для фермерского хозяйства 230 гектаров – не так и мало…

– Я всегда стояла на защите малых и средних предпринимателей, потому что считаю: фермерство – это не бизнес. Это форма самозанятости населения. Вы знаете, какова ценовая политика… Мы ведь не диктуем цены на свою продукцию. Мы вырастили, вложили большие деньги, а цена такова, что рентабельность низкая. Производитель мало зарабатывает. Экспортеры, перекупщики – вот кто у нас зарабатывает. Иное дело, если у производителя большое количество земли… Небольшое хозяйство не может быть источником больших капиталов, масштабным бизнесом… Или, быть может,  у меня особенное понимание слова – бизнес… Я думаю, бизнес – это деятельность, стопроцентно ориентированная на получение прибыли. Поэтому большой агробизнес идет по пути интенсификации производства. А у нас ведь еще и собственная философия отношения к земле. Мы стараемся минимизировать применение химикатов, – урожайность у нас 35 центнеров, когда-то у меня была и 52 центнера… Фермерство склонно к производству экологичной продукции. Да еще и погодные условия могут вносить свои поправки в планы аграриев. Иногда шучу: как Буратино, посадили деньги в землю и ждем, когда они взойдут. А взойдут ли? – неизвестно.  Крупный бизнес окружен вниманием общественности, его поддерживают и на уровне власти, и на местном уровне. Инвесторы туда идут, банки с ним охотно работают…

– Но нельзя думать, что у большого бизнеса нет проблем.

– Нет, проблемы есть у всех, но, если большому бизнесу их помогают решать, то нам наоборот создают препятствия. Мы постоянно нуждаемся в оборотных средствах, но нам негде их брать, банки неохотно разговаривают с фермерами.

– Подождите… Ну сколько стоит кукуруза? Например, триста долларов. Скажем, вы выращиваете десять тонн… Это три тысячи долларов. У вас 230 гектаров.

– Но я же не только кукурузу выращиваю.

– Естественно, я теоретически рассматриваю. Но теоретически это 690 тысяч долларов.

– Долларов??? Да вы что? У меня в прошлом году подобная цифра составляла оборот хозяйства в гривнах. Если вы в журнале напишете, что у меня такие приходы, ко мне налоговые всех уровней съедутся…

– И, если вы даже теоретически потратите на производство половину…

  • Гораздо больше, до 70 процентов. У нас ведь много внеплановых платежей. Иногда планируешь потратить на ГСМ десять тысяч в год. Сезон начинается – и ты видишь, что эти десять тысяч уже потрачены. Сумасшедших денег стоит электроэнергия. Кроме того, у меня нет своих хранилищ. Для фермеров расценки на перевозки, на хранение гораздо выше, чем для больших хозяйств. Рентабельность у нас очень невысока, 22%, ну, быть может, до тридцати. Безумно дорогая техника. Я все закупила в течение 2003-2005 годов, тогда были кредиты под 21-24%. Тогда я купила все навесное оборудование, два новых трактора. Но ведь прошло десять лет, сейчас это – металлолом! Требует постоянного ремонта. Запчасти сейчас китайские, которые не отрабатывают рассчитанного ресурса. Я взяла МТЗ-82, это еще была белорусская сборка. Харьковский ХТЗ уже капризен, он с импортным двигателем, и не все клеится у зарубежного с харьковским. Хорошо, что у нас есть Самоделкины, которые сварят, сделают…

 

52 центнера без злоупотреблений удобрениями

 

– Как развивалось ваше хозяйство? Что вы начинали выращивать?

– Я хотела заняться овощами, но для овощей требуется много ручного труда, и это большая проблема для наших мест. Поэтому я остановилась на зерновых технических культурах. Хотя желание заниматься овощами не пропало. Взяла 10 гектаров в долгосрочную аренду, ищу деньги. Хотелось бы, чтобы были плодово-ягодные, чтобы было животноводство. Но исходим из того, что у нас острейший дефицит рабочей силы.

– По вашему сегменту есть дефицит кадров? Быть может, низкая оплата?

– Недавно были мы в Закарпатье, там, в основном, фермеры-овощеводы, – платят рабочим до 10 долларов в сутки, причем – урожая ведь еще нет, идет только закладка. Но там и нет крупных предприятий, там семейные бизнесы. А у нас близость крупного города отталкивает людей от тяжелой работы в полях.

– Сегодня все депутаты кричат о том, что в Украине безработица, не создаются рабочие места… И ведь это тоже правда.

– Это правда. Если взять мое хозяйство, то оно расположено вблизи от портовых элеваторов, заводов. Человек пошел, отработал – и свободен. Многие в пиковые времена продали свои приусадебные участки, не привязаны к земле. Одесская область специфична. Когда создавался на территории поселкового Совета завод, председатель разговаривал с руководством и просил, чтобы местные кадры были трудоустроены.  И так произошло. Да, есть такой парадокс: большая безработица и высокий дефицит кадров. Зачем молодежи работать в поле, если можно пойти на компьютерные курсы и получить профессию для офисной работы?

– И по этой причине вы не занимаетесь овощами и выращиваете зерновые…

– Да. Соблюдаем севообороты. В прошлом году у меня были посеяны пшеница, ячмень, соя, сорго и немного подсолнуха. До этого была люцерна, кукуруза. Повторяю: мы заботимся о земле. Я одна из немногих, кто сделал в регионе рекультивацию земли. Вносила органику, когда в соседних селах еще занимались животноводством, и это тоже вызывало проблемы, проверки. Не скрою, мне не нравятся интенсивные технологии, генно-модифицированные гибриды, гипертрофированная урожайность. Когда посолнух огромный, красивый, но к нему не прилетают пчелы – это настораживает. Я мечтаю построить свою мельницу и пекарню и точно знать, что мои продукты в замкнутом цикле – точно экологичные.

– А кто занимается у вас агротехнологиями?

  • Я бывшая учительница, у меня есть агроном, молодой специалист, закончивший Уманский институт. Он выстраивает все технологии и говорит мне, что требуется. Результаты неплохие, исключая прошлый год. Климат способен преподнести сюрпризы. Собирались убирать зерно, но за день-два до уборки приезжаю и вижу – поле все красное, температура стояла 35 градусов и выше, а на поле все 70, зерно запеклось… Но все же тогда и было 52 центнера с гектара, хотя я не злоупотребляю внесением карбмида, селитры. Но у всех женщин-фермеров, входящих в наш Совет, урожаи неплохие. Очень успешна Вера Александровна Машинская в Херсонской области, у нее 2000 гектаров. Хорошие результаты у Натальи Васильевны Верещаги в Запорожской области, есть достойные женщины-фермеры в Хмельницкой области… Занимаются и виноградом, и сахарной свеклой.

 

Если я могу – можешь и ты

 

Признаюсь вам, читатель, непривычно мне все это было, и Людмила это отлично понимала, чутко замечая мое смятение. Не было во всей этой картине правильных построений бизнеса, оригинального позиционирования, не было сенсационных агротехнологий. Я привык писать о земледельцах, отличающихся ярким талантом или способных вскинуть на плечи груз в сотню тысяч гектаров, не смущаясь несоразмерностью величия природы и малогабаритностью отдельного человека. Я всегда считал, что земледелие – это удел талантов и высоких профессионалов, любителям здесь делать нечего, и не каждый, живущий на земле, должен обрабатывать эту землю, чтобы не испортить ее. И вот, отыскивая в земледельческой среде такие светочи и таланты, я не замечал саму среду, а она, конечно, заслуживает пристального внимания.

Здесь было другое. Здесь были просто труженики. Их много, и они оставлены со своими проблемами наедине. Они тоже станут профессионалами и будут отлично вооружены, те, кто выживет.

Совет женщин-фермеров помогает им выжить.

Здесь не снискаешь наград или синекуры, Клебанова – редкий образец общественного деятеля нового типа, западного образца, где объединения фермеров возглавляют и развивают сами фермеры, не становясь при этом государственными чиновниками, как это преимущественно бывает у нас.

– Почему вообще возникла такая идея – объединить женщин-фермеров?

– Это было в 1997 году. Я приехала на съезд фермеров. Женщины тогда уже были очень активны в общественном плане. К тому времени я уже создала в Одессе клуб женщин-аграриев «Хуторяночка». Там и родилась идея – объединить первых предпринимательниц села. Это рассматривалось как способ самозащиты. А затем это стало реальной потребностью в общении, обмене знаниями, опытом. Это было очень важно. Мы организовали и провели полторы тысячи семинаров, когда начались земельные вопросы, консультанты работали без устали. Благодаря нашей общественной организации многие женщины-фермеры смогли по программам обмена опытом посетить Германию, Францию, Израиль, и по Украине мы проехали с программой поддержки ООН. Фермеры в принципе очень разрознены, каждый сам по себе, а общение было необходимо. Нужны были знания. Приезжали и к нам иностранцы. В нашем объединении нет идеологии феминизма, мы не противопоставляем себя мужчинам, но специфика общения, естественно, существует.

– Вот и я думаю: какие же могут быть специфические проблемы у женщин-фермеров?

– Специфических проблем, конечно, нет, у фермеров проблемы одинаковы. Это преимущественно семейный бизнес. Но женщина остается женщиной, и есть у нас случаи, когда женщина остается одна, а это очень нелегко. И, если нет государственной поддержки, то хотя бы поддержка общественной организации в такой ситуации – важный фактор. Мы создали нашу организацию и для того, чтобы быть наглядным примером для женского населения села, чтобы создать прецедент: если я могу, то почему ты не можешь? На базе возникшей тогда гендерной политики мы мечтали получить поддержку деятельности женщин-фермеров, но это так и осталось мечтой. Мы являемся единственными инвесторами в нашу землю и сегодня уже не надеемся на государственные программы. У нас есть собственные программы работы: основной вид деятельности – информационно-консультационные семинары, поскольку сегодня крайне важно иметь доступ к технологиям. Многие женщины занимаются овощами, плодовоягодниками. Три года у нас работает проект с канадским агентством по Запорожской области, таким образом мы привлекли реальную финансовую помощь. Мы привлекли женщин одиноких, с детьми, работающих в сложных условиях. Помогли каким-то оборудованием, теплицами, инвентарем, семенным материалом, технологиями. Эта модель оправдала себя. Вот все гоняются за национальной идеей. А она, мне кажется, такая простая – чтобы каждый человек, ребенок, женщина, чувствовали, что нужны этой стране, чтобы мы могли реализовать свой потенциал. А сегодня создана система, при которой плохо жить и богатым, и бедным. Никто не знает, что их ждет.

 

Перспектива – критическая

 

– А как вы думаете – какова перспектива вашего Совета и перспектива фермерского движения вообще?

– Сегодня перспективу фермерства я расцениваю как критическую вообще. Будущее должно быть за малым и средним предпринимательством, однако это вовсе не так. Треть населения высказывает желание вести деятельность на своей земле, получать доход и ни от кого не зависеть. Мы пришли заниматься земледелием тогда, когда никто не рассматривал землю, как огромное достояние, как капитал, тогда никто не хотел этим заниматься. У нас совсем иная философия, и она не изменилась с изменением цены на землю. Мы говорим сегодня о том, что у нас уничтожено животноводство, его нужно возрождать, но предполагается возрождать его через крупные комплексы. А мы сейчас разрабатываем проект гендерного бюджета, который активно используют в богатых странах, Дании, Нидерландах. Думаю, мы доведем этот проект до логического решения, поскольку укрепляется понимание, что сельское хозяйство – локомотив экономики. Это одна из главных отраслей в мировом масштабе. Я рассматриваю женское предпринимательство как возможность оздоровления морально-психологического климата в обществе и в сельской местности в частности. Страшно смотреть, когда молодые люди бросают детей. Почему мы не создадим условия для укрепления института семьи? Человек не нужен сегодня обществу, своей стране, и, взяв за основу одну группу, мы пытаемся изменить это положение. Вы себе не представляете, как преображаются женщины в ходе наших встреч, семинаров, общения. Они получают новое видение, связи, перспективы. Украина всегда выживала в тяжелейшие времена, и всегда вытягивало ношу бед на своих плечах именно село. А скоро и тянуть это уже будет некому.

Тут мы заспорили о том, чем должен заниматься фермер. По моему глубокому убеждению, фермер не должен конкурировать с огромным холдингом, вооруженным кредитами, новейшей широкозахватной техникой, современным менеджментом. Сфера фермера – ягоды, овощи, фрукты, зелень, семена, экзотика, эко-продукция, малая переработка. Зерно в промышленных масштабах – всегда обойдется фермеру намного дороже, чем холдингу. А вот мелкими партиями или культурами, требующими ручного труда, холдинг заниматься не станет. Людмила Геннадиевна, в свою очередь, приводила аргументы, что, из-за малого количества удобрений, зерно фермерского хозяйства чище. Это бесспорно, но у нас еще нет рынка эко-продукции, однозначно оценивающего более чистое зерно в несколько раз дороже, чем произведенное с полным набором нитратов и химзащиты. Хотя спор этот смысла не имел.

Ключевые слова Клебановой: фермерство – это форма самозанятости населения. Фермеры, и женщины-фермеры в первую очередь, самоутверждаются и самореализуются в этой деятельности, в ней они обретают социальную значимость и экономическое значение.

По причине нехватки финансовых ресурсов они просто медленнее приходят к современным технологиям выращивания культур и современным принципам менеджмента, но – приходят, потому что идут они верной дорогой. И объединения, такие, как Совет под руководством Клебановой, помогают нащупывать эту дорогу.

Значение фермерства, как и значение личных хозяйств, в Украине огромно. Знаете, например, какие площади в Украине заняты под картофелем? 1,44 миллиона гектаров, и 96% – в личных подворьях! И этот потенциал выдает 23 миллиона тонн картофеля в год. Тут начинаются проблемы: потребляет Украина всего-то миллионов шесть, в отходы у нас уходит ежегодно – до пяти миллионов тонн картофеля! Но – представьте, а если бы эта махина была правильно отлажена и настроена? Если бы картофель чередовался с клубникой? И если бы возникли структуры, предоставляющие хранилища, мойку, фасовку, экспортные контракты?

 

Людмиле Геннадиевне в свое оправдание я сказал, что не меньше ее люблю эту землю и гораздо больше нее люблю женщин.

А вот не сказал ей почему-то, что увидел в ее усилиях и ее борьбе редко встречающуюся в Украине сегодня искренность и бескорыстность, настоящую любовь к людям и способность к самоотдаче для их блага.

Дай Бог им хорошего урожая и коммерческого везения.

Они объединились ради будущего страны, потому что если выстоят они – выстоит и Украина.

Они объединились для того, чтобы все остальные поняли: в единстве наша сила.

Одно у нас поле, общие вредители и проблемы.

Если наша тропинка ведет вперед, то идти  по ней – только вместе.